Газета РБНовости Региона Байкал

Этно-певица Nadikan из Якутии записывает фольклорную музыку для популярных музыкальных платформ — она стала первой исполнительницей, которая опубликовала в iTunes песню на якутском языке. Чтобы ее треки слушали и вызывали интерес, россиянка адаптирует их под современность. О том, каким бываем фольклор в XXI веке, как он связан с рэпом и фристайлом и где искать вдохновение, Nadikan рассказала «Ленте.ру».



«Лента.ру»: Вы создаете современные аранжировки на фольклорные песни. Как фольклорные композиции делают современными? Что это значит?

Nadikan: Это значит, что мы перепеваем песни заново. Я не создаю новые аранжировки под песню, которую кто-то уже пел, я беру песню и адаптирую ее под себя.

Например, в песне «Кымыс ырыата» («Песня кумыса»), которую я переделала под себя, я немного сместила акценты и сделала так, чтобы мне было ее легче исполнять. В частности, я замедлила темп, поэтому песня получилась как молитва, хотя в оригинале она исполняется в более живом и динамичном варианте. Также в этой песне у меня получаются сильные доли в части гортанного хрипа на первый звук, а не на второй, как в оригинальном варианте.

Мне хотелось сделать так, чтобы песня вписалась в современную жизнь. В современных популярных треках обычно есть какая-то фишка — например, простой повторяющийся мотив или немного отрешенная подача. Те же самые приемы и современные биты я использую в своих песнях. Это нравится людям.

Так как моя песня содержит элементы клубной и традиционной музыки, у людей возникает диссонанс, поскольку они слышат не только клубную музыку, но и одновременно традиционные манеры пения с гортанными хрипами и старинные слова. Да и сама песня исполняется медитативно. Эта медитативность и речитативность в исполнении позволяет зацепить современного слушателя.

- Что еще, помимо изменения исполнения, вы делаете, чтобы сделать песни популярнее?

- Чтобы осовременить песню, нужно наложить традиционную мелодию на клубную силами электронных инструментов. Мы все помним колоссальный успех «Бурановских бабушек» — меня это очень вдохновило. Они взяли фольклорную композицию и наложили бит электронной и клубной музыки. Это пример того, как народная музыка может найти выход к широкому зрителю.

- А как еще?

- Есть несколько решений. Одно из них — пение а капелла. Потому что когда поющий не привязан ни к одному из инструментов, это получается чистый фон, который может понравится не только любителям какого-то конкретного жанра, а вообще всем слушателям. Когда идет пение а капелла, человеку становится понятно, что музыка — она об одном, что она одинаковая. Главное, чтобы мелодия передавала настроение и эмоции.

Когда мы давали концерт в одном из сел в Амгинском районе Якутии, где живут 36 национальностей, у нас стояла задача представить культуру народа Саха, русский фольклор и фольклор народов Арктики. Мы решили петь а капелла — осталась только мелодия и музыка и получилось хорошо.

Еще один выход — помогает фьюжн. Одно время с нами сотрудничал алтайский музыкант и играл традиционную для него музыку, а мы исполняли эстрадного плана песню на эвенкийском языке с приемами гортанного исполнения. У нас получился классный бит и четкий ритм.

Если мы еще и бубен добавляем к песне, все это дает современную окраску. Становится понятно, что поют носители культуры, но они делают это по-современному, включая разные техники пения.

Еще помогает артистизм. Когда человек поет и находится в материале, слушающему становится интересно: что песня означает, о чем человек поет? Когда поет современник, народная песня оживает. Я когда даю своим студентам послушать песню, которую исполнил тот или иной автор-носитель культуры, они слушают оригинал и мало кто хочет исполнять. Когда же я начинаю исполнять это сама, им становится понятно, о чем идет речь, и они уже заинтересованы в работе.

- Сейчас у вас уже свои студенты, хотя, кажется, вы и сами не так давно учились музыке. В музыкальный колледж вы пошли, когда вам был 31 год. При этом изначально вы учились на переводчика. Почему вы решили так изменить свою жизнь?

- С детства я обожала петь. Мое пребывание в детском саду пришлось на оглашение суверенитета республики — это было в 1990 году, тогда приняли концепцию национального развития и возрождения культурных традиций. И в садике мы ставили сценки по сюжетам якутского эпоса олонхо. В школе якутский эпос мы тоже изучали, моя первая учительница находила древние записи олонхо и мне всегда доставались одни из главных ролей.

Когда я работала после университета по профессии, мне смелости не хватало начать петь, поскольку я считала, что если у меня нет музыкального образования, то ничего не получится. Я очень хотела учиться музыке в детстве, но я занималась иностранными языками. Зато в университете я создала живую группу, которая исполняла песни на английском и испанском.

- Почему вы начали исполнять фольклорные композиции?

- Мне ближе традиционная якутская культура и культуры народов Арктики. Я считаю, что даже классическая музыка исходит от фольклора, это основа основ. Сначала у меня было много сомнения и стеснения, я не могла встать и сказать: «Я хочу, я могу».

Я считала, что, если я не родилась в деревне, я не должна была исполнять песни фольклорные, народные. Очень часто я часами сидела и играла на хомусе, потом слушала и пела песни BeeGees Prodigy или Depeche mode, а затем снова играла на хомусе.

- Но потом вы все-таки решились.

- Я окончательно прониклась традиционной культурой российской Арктики, она подарила мне свободу. Но, кстати говоря, сначала столкнулась с трудностями. Например, исполнять песни про любовь в эстрадном стиле мне было неловко, потому что у нас город маленький. Могут спросить, а кого ты имела в виду в песне? А вдохновение же — оно может прийти неожиданно, и необязательно должна же быть композиция кому-то адресована.

Постепенно я осознала, насколько якутский музыкальный эпос удивителен. Хомус, например, дает свободу для выражения себя, никак не ограничивает исполнителя. В классической музыке есть много школ, все они отталкиваются от определенных канонов и следуют установленным правилам. Школы игры на хомусе тоже есть, но играющему дается больше пространства для творчества, всегда можно привнести что-то свое. Из-за этого у каждого исполнителя хомуса индивидуальный звук в зависимости как от посыла исполнения, так и от физиологических данных. У всех же разное строение челюсти, черепа, диафрагмы.

- Чем якутский музыкальный эпос принципиально отличается от эпоса других народов Севера?

- Первое — это язык. Второе — сюжеты, которые описываются в тексте песен. Третье — особенность повествования. Речь о том, что на каждое действие дается очень много описаний. Например, «у богатыря зародилась мысль, и, подобно табуну лошадей, кровь у него забурлила и стала гуще, чем девять рек вместе взятых» — так может быть описано, что богатырь рассердился перед битвой. То есть это нанизывание сравнений, метафор, гипербол.

К тому же, у нас во время исполнения песен положительных героев широко используется кылысахи — это музыкальное украшение, обозначается как форшлаг, то есть тремоло в голосе, вибрато.

- А в чем ваша особенность как музыканта?

- На мой взгляд, я отличаюсь в манере пения, так как я родилась в городе, а не в деревне. Местами мне не хватало связи с землей, погружения в родной язык, ведь пусть даже в маленьком, но городе, связи с природой не так много.

К тому же я не росла в семье, где все были носителями древней якутской культуры. Только прадед по отцовской линии был актером первой труппы Якутского музыкально-драматического театра, и, возможно, тяга к сцене и творчеству передалась от него. Но я только нахожусь на пути открытий загадочного и манящего мира сокровищ музыкальной культуры народов Севера.

Например, мне поначалу было сложно исполнять тойук — приветственную песню. Потому что я привыкла исполнять песни на английском и долгое время языком для общения на работе и в обычной жизни был английский. Я несколько лет жила в Китае, а также работала в Якутске в международном коллективе. Из-за этого у меня был носовой английский звук, а у якутов, по крайней мере в вилюйской традиции, звук должен идти приглушенно, как будто изнутри.

Я этого не боюсь, не боюсь экспериментировать. Мне мои коллеги говорят: "Какая ты смелая".

- Что помогает вам погрузиться в якутскую культуру?

- Фольклорные экспедиции. Они нужны мне для собственного развития как музыканта, так как я росла в городе и помню деревню только по воспоминаниям из детства. Я оказываюсь в сказке, о которой я читала в книгах или смотрела в документальных фильмах.

Для меня это край чудес: тундра, тайга. Я прихожу к людям и говорю: «Здравствуйте, я приехала вас изучить. Мне интересно все то, что вы скажете». Сначала люди к этому относятся с опаской, но потом начинают раскрывать все. Они понимают, что важно знать, что говорили их бабушки и дедушки, о чем они пели. Так и появляется картина нашего сегодняшнего бытия. Это знание о предках, к сожалению, от нас уходит.

После экспедиций я пришла к выводу, что нужно делать больше контента на языках коренных народов Севера. С другой стороны, укрепилось ощущение, что русский фольклор будет жить, потому что рэп и многие современные песни похожи на него. Например, песня Niletto «Любимка» похожа на частушку, поэтому она уходит в народ.

- Вы говорили в одном из интервью, что можете творить на ходу. Что это значит?

- Это значит, как говорят рэперы, импровизация. Фристайл, рэп — это же народная культура. Они описывают то, что видят, накладывают это на ритм или мелодию, и потом описывают оппонента, собеседника или событие дня

Тогда люди сходятся в одном ритме, и исполнитель начинает рассказывать: сегодня, в такой то день, здесь собралось столько людей из таких-то краев, и так далее. Это и якутская традиция, которая проявляется в круговых танцах. По сути это сообщение о том, кто я, что у меня случилось, откуда я пришел и куда иду.

Есть в якутском фольклоре жанр чабыргах — это скороговорки о том, что вижу, что увидел и узнал. Еще есть импровизация в пении тойук — музыковеды называют это «концертной песней». Это когда собираются люди и поющий исполняет запев «Дьэ буо». Человек как камертон начинает находить для себя удобную тональность, собирается с мыслями и начинает свой звук выстраивать так, чтобы он обратился к высшим силам, богам. То, что он чувствует на душе в данный момент, он начинает исполнять.

- А как рождаются ваши песни?

- Объясню на примере. Меня как-то раз пригласили помогать в постановке детского спектакля по книге Лидии Тарасовой «Кындыкан» — про эвенскую девочку, которую спасли от оспы якутские охотники. Тогда прямо на площадке мне нужно было сочинить песню. Мне дали тему «Зимовье» и я придумала нужный мотив.

Как я сочиняю? Ко мне всегда приходит какой-то образ. Например, я прочитала стихотворение про оленя, и оно мне показалось очень музыкальным, после чего сочинила и мелодию. Также я мысленно разговариваю с теми, кто меня вдохновляет — тогда рождаются мелодии, но не все я успеваю записать и довести до ума.

- Про что ваши песни?

- Про любовь, про природу, про любовь к родине и к родителям. Когда я сочиняла песни про любовь, до конца не было ответа, насколько она счастливая, эта любовь. У меня всегда получаются песни о чем-то немного несбыточном. Поэтому мне понравилась песня про кумыс, потому что она про осязаемые вещи, ее нельзя было спеть с таким же посылом.

Если говорить о песнях, связанных с любовью к родному краю, то они продиктованы моими чувствами к нашей Арктике. Я для себя решила, что мне хорошо там, где я родилась, где выросла и где росли мои родители. Люди говорили мне: «Что ты тут делаешь, ты просто прозябаешь». Но пока я могу быть полезной здесь, я буду стараться работать. И я знаю, что у меня впереди очень много работы, поскольку живой отклик я получаю.

Я бы очень хотела своим творчеством оживить стихотворения авторов, которые творят на языках коренных малочисленных народов Севера, на слова поэтов, у которых из года в год, к сожалению, сокращается аудитория, потому что книги издаются небольшим тиражом, но не переиздаются. Хотелось бы, чтобы уходящее поколение поэтов находило новое прочтение, чтобы старинные тексты с глубоким смыслом, связью с ритуалами, обычаями и традициями ушли в народ.

Постепенно у людей просыпается понимание, что нужно ценить то, что было сделано до них, чему я очень рада. Но людям нужно максимально овладеть музыкальной грамотой — чтобы собирать фольклор и анализировать его, видеть и слышать разницу исполнения.

- Вы разместили первую песню на якутском языке в iTunes. Каково это — быть первой?

Когда песню опубликовали, я даже сама не придала этому такого значения. В Якутии, так как мы живем в экстремальных условиях, мы придаем значение другим вещам. У нас каждый день летний на счету, а каждый зимний день — это борьба за существование. Я могу идти на работу и не видеть, где стоит мой колледж из-за тумана, такие у нас трескучие морозы.

Песня называется «Миг». Я ее сочинила, когда жила в Китае. Мы, кстати, перепели эту песню и на английском, и на русском, но нигде не разместили. Тогда у меня был период в жизни, когда я не понимала, что будет впереди, и думала, что живу не так, как нужно. Я как будто сама себе написала песню о надежде на то, что все еще случится, что тот самый миг еще впереди, что любовь есть.

Эта песня — обращение к девушке, которая не верит в свои силы, и думает, что любовь — это что-то опасное. Это о том, как человек сталкивается с тем, чего боится больше всего. А песня как бы спрашивает: «Почему нет? Нужно идти туда, где страшно. И рядом с тобой есть человек, который в тебя влюблен, но ты его не замечаешь. Настанет этот миг».

- Получается, у вас есть как собственные интерпретации, так и личные песни?

- Да. Недавно меня пригласили еще писать саундтрек фильму известного якутского режиссера и дали уже тему. С нетерпением жду начала работы.

- Как вы справляетесь с отсутствием вдохновения?

- Самое простое — взять паузу и потом снова начать писать. Обычно мне помогает пребывание в тишине или просмотр фильма. Это погружение в себя, которое очень помогает.

Когда речь идет о вдохновении, я всегда вспоминаю, что говорил Майкл Джексон об этом: «Я представляю себе реку, я в нее вхожу». Это, конечно, высший пилотаж. Я же закрываю глаза, представляю себе дальние края, места, в которых я была, разные страны. Чаще всего мне хочется оказаться в Южной Якутии, на просторах реки Лена, в ущельях Ленской трубы. Тогда возрождается вдохновение, приходит сначала мелодия, потом строчка.

- Для записи песен вы используете национальные инструменты, часть из которых изготавливали сами. Как вы это делали и где этому научились?

- На самом деле мне очень было сложно, потому что лет пять назад, когда я только начинала в музыке, эти инструменты было трудно найти, они у нас, скажем так, товар штучный. То, что было в магазинах, оно было, во-первых, дорого, во-вторых, это был не тот звук, который мне был нужен, я хотела такой приглушенный нежный звук.

Поэтому я очень долго сидела и смотрела ролики о том, как изготавливать дома погремушки — мы их называем туйахтар (в переводе с якутского «копыта») и муос (в переводе с якутского «рога»), в зависимости от того, из чего они изготавливаются. Я попросила помощи брата — он ветеринар и кандидат биологических наук. У брата есть ферма, где он выводит новую породу — гибрида домашней овцы и горного барана. И мне повезло, что он меня поддержал.

Но я живу в квартире, поэтому я не представляла, как смогу варить рога в квартире. Нужно было подгадать, чтобы людей было мало в доме. Это ведь такой запах...

С братом мы делали рог с рисом внутри — сиксиир. Мы очень долго отваривали большие рога — с одиннадцати утра до шести часов вечера. Взяли чан, большую кастрюлю, положили туда самые крупные рога, которые нашли. Сначала они варились в кипятке, потом мы их остудили и выковыряли внутренности вилкой. Корова, чьи рога мы использовали, была большой, поэтому рога тоже были большие и внутри было много окаменелостей. После того, как мы эти рога остудили, брат сделал отверстие дрелью. Если бы не было дрели, нам бы пришлось сверлить иголкой. Мы наполнили рога зернышками риса и закрыли. Тут важно смотреть пропорцию — если риса много, звук получается глухой, если мало, то полость более свободная и для звука больше.

Мне больше всего понравилось, когда мы соединили самые крупные рога и копыта вместе и получился такой приглушенный звук морских ракушек. Оленьи копытца звучат, кстати, как ракушки, когда их потрясти и вместе подержать. Изготовленными инструментами мы пользуемся до сих пор, я возила их собой в Самару, в Германию. Люди немного пугались сначала, но что делать, зато аутентичный звук получается.

- Какие ваши три любимых инструмента?

- Первый — это хомус. Второй — наша якутская скрипка кырыымпа, которую мы держим на коленях. У нее отличие от скрипки и обычных инструментов в том, что его струна из конского волоса. Он звучит как человеческий голос. И на третьем месте конковур — старинный ударный инструмент эвенков из оленьих копытц.

- А какие инструменты сложнее всего изготавливать?

- Кырымба очень сложно изготовить, хомус тоже. Моя мечта — научиться ковать хомус. Я человек щепетильный, кузнецы меня знают. И они, конечно, сами люди творческие и всегда расстраиваются, когда заказчик не получает тот самый звук, который был нужен. Поэтому я хочу попробовать себя в роли кузнеца, чтобы подобрать тот звук, который мне нужен.

Также будет сложно изготовить бубен, потому что для этого не хватает материала из-за малого числа оленеводческих стойбищ. Не всегда удается найти шкуру оленей, которая была без всяких потертостей и погрешностей, одной плотности.

- Зависит ли от сложности изготовления инструмента сложности игры на нем?

- Скорее нет. Тут будет корректнее сказать, что, чем совершеннее изготовлен инструмент, тем легче на нем играть и его по-разному осваивать. Хороший музыкант, конечно, может приспособиться играть на любом инструменте. Как говорят: нет плохого хомуса етсь плохой хомусист. Но возможностей, конечно, больше с инструментами, которые хорошо держат строй.

За инструментами, кстати говоря, сложно ухаживать. Инструменты с конским волосом реагируют на перепады температуры и на влажность — конский волос же это органический материал, он может сужаться и высыхать. Поэтому, когда мы ездим куда-то, мы за инструментами ухаживаем. Например, в Самаре надо было бубен сушить, так как там влажно. Бывает много сюрпризов, мы к этому готовы.

У якутов есть такое понятие, как «раскрывающийся лад» — это когда песня исполняется в одной тональности, а потом переходит в другую. Так же и инструменты — они могут быть сначала в нижнем регистре, затем в среднем. Якутские инструменты допускают погрешности. Именно в этой шороховатости заключается их уникальность

- На каком инструменте сложнее всего играть, на ваш взгляд?

- Конечно, на хомусе.

- После просмотра видео с вашим исполнением создается впечатление, что вам на хомусе играть вообще не сложно.

- Это не так. Возможности этого инструмента безграничны. Мало овладеть традиционными приемами игры, нужно еще адаптировать их под себя. На звук влияет размер легких — немного заболеешь и уже по-другому звучит инструмент.

Можно сказать, что, когда человек играет на хомусе, у него просыпается генетическая память и за кем бы он ни повторял, у него все равно появляются те мелодии, которые он слышал в детстве. В моем случае это, конечно, северные мотивы.

Человек во время игры на этом инструменте становится резонатором, а хомус — голосом, поэтому нужно аккуратно к нему подходить. Это для меня сложно, потому что я ношу брекеты и прикус постоянно смещается. А даже от маленького смещения угла игры на хомусе, изменяется звук.

Поэтому для хомусистов, как и для всех музыкантов в целом, важна гимнастика. Мышечные зажимы влияют на положение челюсти и положение рук и кистей. Мы за этим очень следим, потому что когда мы в скрюченном состоянии, у нас будет скрюченный звук. Хомус не обмануть — можно определить, кто хорошо поспал, а кто нет. Хомус — это тот самый инструмент, при игре на котором нельзя быть слишком уверенном в себе. Даже у мастеров возникают сложности при игре на нем.

При этом хомус помогает человеку выражать себя. Те, кто играет на этом инструменте, входят в особое состояние. Я верю в то, что эти вибрации тянут человека к хорошему, они возвращают его в первозданное состояние.

Я слышала, что есть музыка возбуждающая, а есть — возвышающая. Я считаю, что моя музыка находится где-то посередине. Под нее можно и потанцевать, и подумать о чем-то вечном.

- А какие еще инструменты, которые вы используете в своем творчестве, могут воздействовать на сознание слушателей?

- Все, даже электронные. Потому что нота — это, как говорил Спиваков, закодированные эмоции. Мне нравится стирать границу между инструментами классического оркестра и инструментами народными.